
Шахрама Шейдайи
1. В этой комнате
так боюсь не суметь прочитать никому
тех стихов,
что напишу под землёй…
я спешу,
даже странно, как с виду спокоен.
тот, кто придёт на мою могилу
и примет то, что я умер,
в душе –
мой убийца.
будущие сны
я все свои видел.
прожил свои грядущие годы.
эта непомерность меня терзает.
лучше бы я
не спешил так.
по крайней мере, тогда как все бы
помещался во времени
и с друзьями, городом, миром
жил бы в ладу.
бесполезно
столько стучать в двери.
двери не откроют.
никто тебя не видит, голоса не слышит твоего.
я слишком спешил,
я так ушёл вперёд,
никто теперь не верит тому, что я живой,
я, покрытый пылью, пеплом и землёй,
в этой комнате пишу,
потому что уверен, невозможно, чтоб я был
каким-то мертвецом!..
как же можно, чтобы кто-то вдруг сказал:
«всё закончилось. назад нельзя вернуться».
смерть для меня шутка:
ходит, пожимает руки всем,
а я
от неё прячу
свои руки.
действительность,
что с человеком шутит,
доверия разве заслуживает?..
в жизнь я принёс смерть.
из жизни вынес смерть.
даже странно:
выхожу каждую ночь
и пишу
на своём могильном камне
новые стихи
и опять засыпаю.
и тому, что днём я среди вас –
дома с мамой, на работе с сослуживцами, –
сам удивляюсь.
дверь моего детства
осталась открытой.
время, всё ещё меня не потерявшее,
вышло
из этого мужчины,
молодого, двадцатисемилетнего.
и вот, наедине
мои детство
с двадцатисемилетием:
«сегодня первый раз я ходил в школу!»
моё двадцатисемилетие
глаза ему целует
сверкающие.
«я от нас до школы всю дорогу обожаю!»
ребёнок мой рассматривает
цветные фотокарточки,
себя двадцатисемилетнего,
и я не знаю, что там понимает он,
но несколько ночей потом
во сне
кричит.
не должен был я допустить,
чтоб повесть длинную, написанную мной,
он прочитал,
не должен был я допустить,
чтоб эти фотокарточки
увидел он,
своё увидел будущее…
вечно я спешу.
ворочается
камень на моей груди,
никак не успокоится…
наверное,
я написал
стихи. ■
( Огонь ради другого огня, стр. 34–36 )
2. Жертвование
никогда не хотел
говорить я всех слов.
слова несли с собой огонь.
когда подступал он слишком близко,
я терял улицу, и все эти лица
становились на тебя похожи,
делая меня ещё больше потерянным.
ты проходила
кинжалом
сквозь мои кости.
не думала ты, что я каждую ночь
вижу луну
и от этого след твой во мне
всё глубже и глубже?
не думала ты, что я с тех пор
воду в реке видел как кровь
и деревья мучил, сжимая своей тоской?
разве любовь
не ураган, не внезапный ливень,
что птиц бьёт в ночи об окна и стены?
птица, мокрой, ветреной ночью
мир потерявшая,
хорошо понять может,
с каким я чувством детей лет, пяти, шести, на улице
обнимаю
и плачу.
не думала ты, что одиночество
стиснет в моём горле окошко крошечное
так, что я стану узником рук своих,
узником глаз своих?
разве любовь
для того лишь приходит к нам,
чтоб ослеплять? отсекать головы?
когда я пою, деревья у дома
жмутся в земле теснее друг к другу
и цветы в палисаднике,
один за одним,
желтеют, желтеют…
ты проходишь кинжалом
сквозь мои кости
и думаешь,
что мою боль облегчаешь.
для того, чтобы вглядеться в твои глаза,
не хватает мне нескольких веков тишины,
нескольких веков молчания,
отдалённости.
когда я пою,
огонь поднимается вихрем в огне
и мама моя садится у двери
и в голос рыдает: «он снова во сне её видел,
он снова
во сне её видел…»
не думала ты, что мы глазами
друг к другу так приблизились,
что в этом промежутке
всё остальное
нашло себя лишним,
ушло?
к моему голосу
прилипла кровь, а ты – к моей крови,
кода я пою,
к моему сердцу
прилипают сердца города,
и солдаты в гарнизонах
из пушек, от страха,
палят мне внутрь.
несколько морей приходит, чтобы запах
твой из меня вынести, но все они сами
пахнуть тобой начинают, закрыты
им пути назад,
а я всё тяжелее,
не думала ты, что страх во мне станет настолько велик,
что больше не спрячусь
ни в чём и нигде от него?..
теперь,
когда тысяча лет знакомства с тобой
в моей крови утекает,
к одной развилке дороги
в наших сердцах
подойти мы вынуждены.
знаешь, любовь – сказка,
полная загадок,
что не даёт взрослеть детям.
во имя твоих детей
я должен молчать
и нас обоих
довести до развилки.
я отдал твоим детям
свою любовь.
хорошо их вырасти. ■
( Огонь ради другого огня, стр. 73–75)
3.
в радио новая батарейка.
всё послеобеденное время – новости, музыка.
*
появились рыбаки. прошли мимо.
я на них смотрел сквозь полудрёму.
как уносят от меня послеобеденное время.
с запахом рыбы в корзине.
с сапогами своими.
с лицами своими.
*
я перевернулся на другой бок.
вдруг перед моими глазами
прошла мама. без улыбки, без слов.
я перевернулся на другой бок
и почувствовал сырость стены.
будто прожил два чьих-то года
в тюрьме,
с одного бока на другой –
целых два года.
звон жестяной плошки его для еды,
его чёрная желчь,
голоса в голове…
*
лекарства, цвет таблеток,
теплоходов гудение.
музыка на радиоволнах несла полотно
белое-белое,
и его расстилала
над магазинами, которые закрываются,
над городами, которые меняются,
над войсками
с их торжественным маршем.
*
сын одного из рыбаков
над головой моей:
«мама, мама!
здесь мужчина какой-то спит!
мама, мёртвый! смотри! и радио включённым оставил!
мама! он, наверное, умер, мама!»
«замолчи, пошли отсюда».
*
диоптрии чьих-то очков
взмыли вверх.
наверняка это был кто-то из близких моих.
или кто-то, кого я знал хорошо.
чьё-то лицо
уходило под воды.
*
должно быть, я прямо оттуда, где спал, тронулся в путь.
но, как ни стараюсь, имя-пароль не могу вспомнить.
из головы не выходит
одна из тех рыб,
что трепыхались в корзине,
пока не затихли.
*
сын рыбака вернулся.
он, от страха дрожа,
с меня шапку снимает,
кладёт рядом кусок хлеба, половину яблока.
крадёт мою шапку.
*
там люди называют
друг другу свои имена,
пожимают руки друг другу.
одно из имён запросто
моим быть могло бы.
одна из рук…
свадьба.
возможно,
очередь в театр.
*
прохлада, следом простуда,
следом синусит.
*
«сообщи
своё местоположение.
если меня слышишь,
сообщи
своё местоположение».
звёзды футбола, звёзды кино.
я переворачиваюсь
на другой бок.
скрип железной двери.
слова где – я не знаю.
звон жестяной плошки для еды.
где люди – я не знаю.
«сообщи
своё местоположение».
но ни одно из них,
ничего из этого –
не моё.
наверное, нужно
умереть и ждать.
*
далёкие, глухие
голоса собак.
потом все разом – ближе.
мальчишка пришёл
с каким-то своим приятелем.
на этот раз
очередь радио. ■
( Смеяться в горящем доме, стр. 7–11 )
26 коротких стихотворений
1.
приношу домой новую железку.
вещь непонятная какая-то.
часами на неё смотрю.
свою историю
не рассказывает.
2.
двое полицейских с двух сторон ведут его,
с руками, заломленными за спину.
он поворачивает голову назад
и ртом, полным крови, спрашивает:
«Аргентина или Испания?»
3.
ипподром.
мальчишка у деда на плечах.
мальчишка глядит по сторонам, от восторга визжит.
лошади, люди, голоса.
дед не видит ипподрома.
в нём начался другой фильм.
4.
«папа! что это был за звук?»
«ничего, милый, не было. тебе, наверно, снился сон».
снова.
«папа! что это за звук?»
…
«вещи ночью из себя изгоняют день».
5.
прекращение огня? отступление? мир?
в то самое мгновение, когда один должен
другого убить.
6.
когда мы приблизимся к последним часам,
часы
втянут стрелки и цифры в себя.
7.
бакалейщик на дороге
кричит изо всех сил,
чтобы тот услышал:
«Аргентина!»
8.
увидеть знакомого
посреди пустыни.
9.
польский стул
на полях стихотворения
крутится, вертится,
себя переводит на русский, французский, китайский, прыгает
с боку на бок, кувыркается.
только всё никак
не попадёт внутрь.
10.
тень, которая возникает в сознании,
ни на что не падает.
11.
в те времена телевидения не было.
восьмидесятилетний мужчина, впервые увидевший море,
так заливался смехом…
так заливался смехом…
12.
смерть в больших городах
приходит за людьми
вертикально.
13.
двое стариков в начале очереди
отдают деньги, берут по аппарату, подсоединяют
к себе, в кафе садятся
и взятыми в кредит ста двадцатью словами
приводят в движенье свои реки.
14.
Аргентина.
15.
когда-то
для того, чтобы в городе увидеть цыган,
не требовалось таланта.
16.
пружинная кровать.
затонувшая лодка.
поливальщик в ночи с фонарём.
и все втроём – здесь.
17.
меланхолия, что больше не в силах
заставить вещи быть воображаемыми.
18.
вечность неспокойна.
высунулась со своим словом.
нам нужно
похоронить её ещё раз.
19.
категорический отказ слов
находиться в этом доме.
*
несколько глаголов прошедшего времени
здесь нас укрывают простынёй белой.
20.
«папа! докуда снег идти должен,
чтобы я
не был твоим сыном?»
21.
в это время ночи маленькая рыбка
во сне отделилась ото сна других рыб.
охотники о ней позаботятся.
может быть, с собой мы сотворили то же самое.
22.
больше слова не приходят.
рыбак так привык к своей пустой сети,
что спустя годы,
увидев в ней рыбу, –
побледнел весь.
23.
в середине дня
в саду большая груша упала на землю.
это то, о чём один из стариков
часами рассказывает в красках.
24.
мы вышли из себя.
дошли до вещей.
остались.
поняли:
убоги наши повести, стихи.
25.
расстояния логичны.
это то, что до сих пор меня терзает.
26.
в пустом кинозале идёт
фильм.
■